Год назад ушел из жизни человек, который, пожалуй, результативнее всех врачей «лечил» мою маму. Он долгие годы бескорыстно делал все для того, чтобы «метастазы» одиночества (я-то жил в другой стране) не слишком больно ранили ее. Я говорю о весьма известном адвокате Марке Крутере. Уголовное дело № 18522 маститого «авторитета», которого он защищал в 1986 году, послужило основой для написания остросюжетного романа-исповеди «Я защищаю Япончика». Марк больше 20 лет прожил в Москве. Защитил докторскую диссертацию, в которой проанализировал проблемы преступности в России. О тревожных тенденциях, связанных с ростом криминальных деяний, их корнях и тяжких последствиях рассказывается в этом интервью. Оно было опубликовано 16 лет тому назад в газете «Восточно-Сибирские вести». В нем я ничего не изменил. Но, по-моему, несмотря на дистанцию во времени, актуально оно и по сей день.
– Марк, я знаю, что тема преступности принесла высокие научные звания тысячам юристов. Но вот парадокс: миллионы россиян продолжают конфликтовать с законом. В сущности, эффект от эксплуатации данной темы в личном плане более чем ощутим, а в общественном – менее чем заметен. Должно же быть у этой «нестыковки» разумное объяснение.
– «Разумное» – понятие относительное. Одних устраивает, других – нет. Я предложу свое. У нас в стране грамотных экономистов намного больше, чем антиглобалистов в Давосе. А экономика, не желая считаться с их мнением, с отчаянием в свое время ограбленных вкладчиков не переставала кричать: «Помогите!» Запущенные заболевания трудно поддаются лечению, даже если рецепты известны. Очень точно заметил по этому поводу американский юрист, профессор Кларк: «Быть может, самым большим препятствием на пути установления эффективного контроля над преступностью является наше невежество». Я его называю синдромом некомпетентности. Мы не смогли осмыслить новые нюансы современного состояния российской преступности. За примерами далеко ходить не надо. Последние годы на первое место по степени значимости и опасности вышли не преступления против государства и его собственности, а посягательство на личность и ее жизнь, права и законные интересы. Но это на юридическом языке. А если проще, то крадут у нас 25 часов в сутки. Убивают, правда, значительно реже. Но и убийства уже давно перестали быть ЧП и превратились в одну из составных нашего бытия. Резко снизилась температура общественной нетерпимости к ним.
– Кстати, мне приходилось слышать, что современная преступность – это еще и продукт рыночных патологий…
– Добавь сюда еще и «извращений» переходного периода. Здесь бесспорно содержится известная доля правды. Но далеко не вся. Такие утверждения рождают иллюзорную надежду снять остроту криминальной ситуации, дождаться, когда нормализуется рынок, стабилизируется экономическая, политическая и социальная обстановка в стране. Причем это все должно получиться как бы само собой, естественным путем, без специальных усилий. Проводником таких идей долгое время оставалась власть. И просчиталась. В преступной сфере сама по себе, на «автопилоте», может происходить только дальнейшая криминализация общества. Что в чистом виде мы и получили. Сегодня криминальный рынок предлагает очень широкий ассортимент «деликатесов», рецепты приготовления которых нам еще до конца не известны. Продолжая и дальше игнорировать эту «кухню», мы рискуем никогда не войти в режим нормального «питания».
– Что касается географии криминального рынка, тут, как в песне, она простирается «от Москвы до самых до окраин…» Однако долгое время было не принято говорить о «ценах» на этом рынке. Я имею в виду саму арифметику преступлений. Хотя всем известно, что она давно уже стала космической.
– Совершенно верно. После войны нам понадобилась четверть века, чтобы стать «миллионерами». Только в 1970 году впервые было совершено 1 046 336 преступлений. В 1983 году – уже 2 016 154. Но и этот спринт не оказался рекордным. 1991 год принес уже более 3 200 000 преступлений. С этого момента начинается криминальная история новой России. Причем, обратите внимание, начинается не с нуля. Еще до старта набрана хорошая скорость, мощная энергия разбега придает проблеме резкое ускорение, стремительно нарушая сложившийся баланс сил добра и зла в пользу последнего. Всего восемь лет понадобилось нашему криминалу, чтобы на счетчике уголовной статистики появилась цифра, превышающая 3-миллионный рубеж.
– А может, в Европе другой расклад?
– Ошибаешься. И там такой же пасьянс. В Европейском доме все наши проблемы видны как на рентгене. И у них процесс реформ «спротежировал» преступность. Возьми Венгрию. В 1980 году – 130 000 правонарушений, в 1991 – в четыре раза больше. И в бывшей ГДР в начале девяностых преступность выросла в два, а по отдельным видам – в три раза. Можно сколько угодно сокрушаться по поводу того, что и нас не миновала «сия чаша», можно бесконечно искать виновников, «позволивших преступникам…» Но, отряхнув эти суждения от пены эмоций, вы увидите, что дело вовсе не в пресловутом «человеческом факторе». А в объективных закономерностях. Мировая преступность за последние 20-25 лет возросла более чем в 3-4 раза. Родной российский криминал за эти же четверть века увеличил обороты в 3,7. Поэтому наша мафия не экстраординарное явление, в чем пытаются убедить нас многие, а естественная часть многонациональной истории преступлений, на чьих страницах оставлены кровавые автографы криминальных авторитетов всех континентов. И нет конца у этой истории.
– А тебе не кажется, что процесс роста преступности не может быть бесконечным? Иначе он разрушит мировую цивилизацию. Ты не задумывался над этим?
– Задумываться можно было до 11 сентября 2001 года, пока не превратились в пепел близнецы-небоскребы американского торгового центра. Сейчас надо действовать. Мне даже иногда думается: не слишком ли мы поздно спохватились.
– А по-моему, 11 сентября лишь успело подтвердить старую истину: «Насилие порождает насилие».
– У нас обычно кашу заваривают одни, а расхлебывают ее другие. Может, поэтому из всех добродетелей терпение вознаграждается меньше всего. Да и на традиционные российские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», сдается мне, ответы мы будем искать до второго пришествия. Впрочем, это уже лирика. В стране, где за украденную курицу отправляют в тюрьму на 4 года, за похищенные миллионы на этот же срок можно попасть в Думу. Преступления без наказания – главный штрих в криминальной летописи новой России. В детских воспоминаниях остались три сказочных богатыря, защищавших Русь-матушку. В самом начале 90-х им на смену пришли три других: олигарх-грабитель, чиновник-взяточник и преступник-рэкетир. Разбор дел в судах тогда с успехом заменили «разборки». А возникшие споры без проблем решал киллер по статье «расстрел» с контрольным в голову. Нет человека – нет дела. Судебного. А значит, и судебных затрат. Когда чиновники братаются с криминалом, вместо закона они обращаются к киллеру.
– Кстати, о законах. Шабаш преступности часто объясняют их несовершенством. Неужели они до такой степени плохи, что не могут обуздать криминал?
– Беда в другом. Преступность обуздала Фемиду. А законы… Они и не плохие, и не хорошие. Они просто долгие годы не работают. Возможно, назло своим создателям, которые давно живут в режиме «ни дня без строчки».
– Я бы к этому изречению добавил одно слово: «…о криминале». Тут не лишне заметить, что по объемам таких публикаций СМИ сейчас пятилетку за год выполняют.
– За звучащими набатом «криминальной революцией», «криминальной экспансией», «обвалом», «беспределом» исчез точный анализ во многом не проясненной ситуации. Терминология-страшилка исказила суть явления. Следуя за «беспределом», мы как-то незаметно подвинули себя и других к мысли, что обвал преступности случился внезапно и совсем недавно. Вроде бы до него в криминальном мире царила божья благодать. Однако факты упорно свидетельствуют о другом. Еще после войны, в 1955-1956 годах, преступность начала активно атаковать бастионы правопорядка. И по сей день не прекращает.
– Значит, мы поторопились, записав российскую преступность в графу «новое явление»?
– Мне ли напоминать, что новое – это хорошо забытое старое. Ваши собратья по перу, в погоне за тиражом и сенсацией, с помощью словесной эквилибристики внесли свою лепту в социальное напряжение в стране. И крепко помогли страху проникнуть во все поры общественного сознания. Многие журналисты считают: чем страшнее рисуется картина криминального разгула, тем скорее правоохранительные органы справятся с преступностью. Опасное заблуждение. На самом деле все происходит с точностью до наоборот. Оценка российской преступности как «нового явления» – индульгенция правоохранительным органам, оправдывающим в ряде случаев собственную некомпетентность и пассивность в столкновении с якобы «неизвестным фактором».
– Я знаю, что твой конек – молодежная преступность. Какие новые тенденции в этом направлении?
– В последнее время мы все чаще говорим о повсеместной тенденции омоложения преступности. Криминализация молодежной среды идет все более интенсивно, смещаясь к первым годам «постсовершеннолетия». Сегодня криминальная активность молодежи почти в два раза превышает тот же показатель для всего населения страны. На этом фоне особенно просматривается еще одна негативная тенденция – последовательный рост преступности среди девушек. Иначе говоря, значительное омоложение преступности женщин. За последние 10 лет женская преступность выросла в 2,5 раза и к 2001 году составила 15% в общей совокупности зарегистрированных преступлений. По уровню жестокости и характеру насилия женская преступность все больше сближается с преступностью мужчин, а иногда и превосходит ее. Это связано прежде всего с социально-психологической ситуацией в современном обществе. До конца 80-х женщина была намного меньше вовлечена в социальные сферы, следовательно, и поводов повлиять на криминальную активность у нее было намного меньше, чем у мужчин. Крайне неблагоприятные социально-экономические изменения с начала 90-х годов сказались на резком росте криминальной активности среди женщин. Этому способствовали и набирающая обороты агрессивность в обществе, и злоупотребление психоактивными веществами – наркотиками и алкоголем.
– И, наконец, последний вопрос. Не по теме. Хотя как сказать… Ты помнишь, в Москве на экономическом форуме президента Путина спросили, как будет жить Россия в 2010 году? Он не задумываясь ответил: «Мы будем счастливы!» А ты как полагаешь?
– Президенту по рангу положено быть оптимистом. А счастливы мы будем тогда, когда поймем, что у счастья нет завтрашнего дня…
