Сегодня мы представляем критика из Новосибирска Михаила Хлебникова, исследователя творчества Сергея Довлатова. Михаил – один из гостей, который приедет в сентябре в Иркутск на презентацию премии.
– Как вы оцениваете литературу Сибири сегодня? Представляет ли она единый конгломерат или же раздроблена? Какие имена звучат для вас в сибирском контексте?
– К сожалению, размеры нашего великого края не позволяют сегодня говорить о едином пространстве сибирской литературы. Как правило, мы вращаемся в сообществах областного масштаба. И это плохо. Необходимо «стягивать» и одновременно усложнять наше литературное пространство. Пока что все держится на личных контактах, дружбах, случайных пересечениях. Считаю, что необходима и помощь государства, и, главное, направленность общества в преодолении этой атомарности.
Из имен сибиряков-прозаиков, которые известны по всей стране, могу назвать, например, жителя Красноярского края Михаила Тарковского, главного редактора журнала «Сибирские огни» новосибирца Михаила Щукина. И это очень мало, учитывая наш недюжинный потенциал. Наступило время «переоткрывать» Сибирь в культурном и литературном смысле. И мы должны быть готовы к этому внутренне и внешне: быть интересными себе и писать. Чувствуете заряд в определениях «известный сибирский прозаик», «видный сибирский поэт»? Достичь веса этих определений достойно любого автора.
– Как вы считаете, нанесена ли Сибирь на литературную карту России?
– Я могу опираться лишь на свой опыт общения и впечатлений. Серьезная литературная жизнь идет на Алтае и в Иркутской области. Новосибирск держится за счет журнала «Сибирские огни», который, впрочем, охотно печатает сибиряков из всех областей нашего региона – есть большой интерес к тому, что происходит у соседей. Журнал вел и ведет «Книжную полку». Он представил книги, выпущенные на Алтае, в Иркутской области, Кузбассе, Хакасии.
– Журналы все еще играют роль в литпроцессе? Насколько она внушительна?
– Так как я сам работаю в журнале, то вижу, что его роль в нашей сибирской литературе достаточно велика. К сожалению, настоящих журналов у нас крайне мало, притом что они очень нужны. Именно толстые журналы поддерживают сегодня иерархию в литературе. Если бы их не было, главными литературными авторитетами, вероятно, стали бы сетевые писатели с наибольшим количеством подписчиков и лайков. А это количество, как мы знаем, не всегда определяет подлинную ценность текстов. Особенно литжурналы важны для авторов, которые работают в малом и среднем прозаических жанрах, в публицистике: пишут рассказы, повести, очерки. Таким авторам очень трудно выйти к читателю. Кроме того, публикация в настоящем журнале – лучшая писательская школа. Текст всегда проходит редактуру, в процессе которой автор сначала возненавидит того, кто «калечит» его гениальный рассказ, а в итоге видит, насколько текст стал лучше и точнее. Этот практический опыт дороже всех писательских семинаров и тренингов. Есть еще одна функция, которую литературные «толстяки» реализуют далеко не в полную силу, – создавать писательскую тусовку, пространство для реального, а не виртуально-эфемерного общения авторов, критиков, читателей.
– Одной из проблем литературы, особенно в провинции, называют отсутствие критики. Так ли это для Сибири?
– Критиков – и критики – действительно мало. Эта область представляется неперспективной для молодого автора, вступающего в литературу. Оптимум для него – поэзия. Она не только пишется быстрее, но и имеет возможность своего устного существования, выход к читателю/слушателю. Литературные фестивали и баттлы заточены под поэтов.
Прозаиков зримо меньше. Для того чтобы написать рассказ, не говоря уже о повести или романе, нужно обладать куда большей усидчивостью, внутренней дисциплиной. Успех или признание, если проза состоялась, приходит не сразу. Но все-таки поэт и прозаик могут на него рассчитывать. С критиками все не так.
Не от души, но спокойно мы назовем роман великим, стихотворение – пронзительным. Автор объекта похвалы спокойно и с достоинством примет словесную награду, считая в душе, что все же «несколько недодали, поскупились». Что касается оценки критического текста, то все обходится определением «неплохо». Критик краснеет, смущается, подозревая, что его по доброте сердечной немного перехвалили. Но при этом автор-критик старается, поддерживает уровень – и про него всего лишь говорят, что он стремится поддерживать «неплохой уровень». В итоге однажды, учитывая количество написанного и, в общем-то, прохладную реакцию со стороны окружающих, рано или поздно возникает справедливое сомнение в необходимости твоего занятия.
Относительным утешением можно считать то, что плачевная ситуация с критикой сложилась не только в Сибири. Такая же картина по всей стране. Немного тех, кто заходит в критический жанр. Но и те, осмотревшись, предпочитают тихо удалиться.
– Влияет ли на состояние литературы и особенно критики – это в каком-то смысле смежные области – интерес науки к современной литературе?
– Как правило, фундаментальные исследования – прерогатива литературоведения, которое можно условно назвать критикой, опрокинутой в прошлое. Этим занимаются академические коллективы: институты и кафедры. Подобная работа вбирает в себя и исследования сегодняшнего дня, которые «отстоялись» во времени. Поэтому наши «мелкие тексты» дня сегодняшнего – рецензии, очерки, интервью с течением времени могут обрести значение и ценность, о которых мы сегодня не подозреваем. Как говорил Корней Чуковский, «остаться в литературе в виде примечаний». И это совсем не плохо.
– Давайте порассуждаем о том, что у нас было и к чему мы пришли. Были писатели-деревенщики – есть ли у них сегодня шанс взбудоражить современного читателя, особенно молодого и среднего возраста?
– Деревенская проза формально существует. К сожалению, в своем большинстве она занимается переписыванием классиков отечественной литературы. Возникла некоторая формульность, которой и следует современный автор деревенской прозы. К ней относятся: трагический пафос, переходящий в плаксивость, герои – мудрые старики и старухи, говорящие афоризмами и пословицами, выдуманный или вычитанный в словарях язык персонажей. Все это, впрочем, не отменяет необходимость прозы о деревне. Но для нее необходимы новые герои и жанры.
Можно вспомнить и опыт советской литературы. Мне представляется, что было бы интересно прочитать производственный роман о современной деревне. Мы ничего не знаем о том, как работает современный сельский житель, чем он интересуется, к чему стремится. Парадокс в том, что мы все больше производим «сельскохозяйственной продукции», но не видим, не понимаем тех, кто за этим стоит. Понятно, что традиция русской литературы толкает нас в сторону трагического или драматического (как минимум) ощущения жизни. Но мне кажется, что настало время и для другого взгляда на мир, в котором не все краски – черные.
– Кто сегодня, по-вашему, «герой нашего времени» в литературе? Каким вы его видите, читая современные произведения?
– В изображении современных героев у нас есть явный перекос в сторону изображения жизни офисных страдальцев и представителей условных творческих профессий – художников, музыкантов. Лично мне интересно было бы прочитать роман о работниках супермаркетов, официантах, парикмахерах. В этих сферах трудятся миллионы людей, мы их видим каждый день, но ничего о них не знаем. Может быть, это будет вариантом книг Артура Хейли или отечественного Ильи Штемлера. Кстати, его роман «Таксопарк» в конце семидесятых напечатали «Сибирские огни». В любом случае важно вернуть внимание к людям невыдуманным.
Безусловно, нас ждет неизбежное обновление «военной» прозы. Но для этого нужно какое-то время.
– Какой для вас лично сегодня видится роль критика? Зачем нужен критик?
– Роль критика сегодня парадоксальна. С одной стороны, ему отводится служебная роль в литературе. Прочитал книгу – написал отзыв. Критик вкладывается в текст, который многими воспринимается как вторичный информационный продукт. То есть «настоящий» автор первичен, а критик отсиживается, ждет, когда его любимец или объект ненависти даст повод написать о нем. И текст критика при таком подходе увеличивает или уменьшает репутацию не его самого, а того, о ком он пишет.
Но есть и другая сторона. Сегодняшние многие внешне «авторитетные» поэты и прозаики известны не своим творчеством, а виртуальным набором наград и премий. Очень часто получаемая – даже весомая в денежном, медийном отношении – премия не влияет на читательский интерес к награжденному. Например, Александр Иличевский – лауреат практически всех крупных премий: от «Русского Букера» до «Большой книги». Не так давно он получил очередную «Большую книгу» за роман «Чертеж Ньютона». При этом в финале премии его книга боролась с романом «Земля» Михаила Елизарова. Беда последнего в том, что его действительно читали, обсуждали, о нем спорили.
Все чаще говорят о весомом профессиональном успехе. Переводя на обычный язык, в продвижении автора заинтересованы друзья, родственники, номинаторы на премию, члены жюри. Иногда эти роли интригующе совпадают. Поэтому сам писатель все меньше заинтересован в читателе.
А вот настоящий критик находится в несколько ином состоянии. Во-первых, он по-прежнему пишет для читателя. Он старается писать так, чтобы его прочитали. Иногда получается, что критический текст читается с большим интересом, чем сам предмет критики. Во-вторых, критик не может уклониться от опасной прозрачности оценки. Как ни обходи тему авторской состоятельности, диагноз приходится ставить. И здесь не отделаться уклончивыми, осторожными пассажами типа «образ Натальи настолько ярок, что на его фоне несколько теряются другие персонажи».
– Что вы лично цените в прозаиках и коллегах-критиках?
– В прозаиках я ценю их интерес к мнению критиков, хотя оно мало на что влияет.
В критиках я ценю разнообразие интересов. Самое скучное – всю жизнь откликаться на тему «произведений о природе» или «детской травмы». Важна свободная миграция интересов, в этом есть своя красота. Сегодня ты пишешь о современной женской прозе, завтра пытаешься переоценить значение Андрея Битова, а послезавтра задумаешься о судьбах отечественного детектива. Очень важно для критика сохранить готовность к чуду. Профессионализм и знание «кухни» литературы небезосновательно толкают к цинизму. Но при этом нужно продолжать ждать, что появятся книга и автор, которые станут для тебя чем-то большим по сравнению с объектом рядового, дежурного отклика.
– Ваш личный исследовательский интерес – Сергей Довлатов. Почему Довлатов?
– Довлатов – моя давняя любовь. Я всегда следил за книгами и публикациями о нем. И чем дальше, тем понятнее представлялся вектор его посмертной судьбы. На моих глазах он превратился в достаточно редкий случай – классик, которого читают. В соответствии с этим выстраивались как бы мемуарные сочинения о нем. Прекрасно об этом сказала Елена Довлатова, жена писателя: «С каждым годом у Сергея появляется все больше близких друзей». Мне захотелось понять механизм подобного «волшебства». Довлатов известен тем, что он всегда низко оценивал свои книги. «Близкие друзья» при его жизни охотно разделяли это мнение. Время перевернуло негласную табель о рангах. И трагедия былых кумиров зачастую в том, что их единственная ценность на сегодня заключается в «дружбе» с Довлатовым, о которой они вынуждены «вспоминать».
И еще важный момент. Довлатов, как я уже сказал, низко оценивал не только свои книги. Он болезненно переживал свою человеческую слабость, неуверенность в выбранном пути. Его человеческие срывы хорошо известны читателям. Но при этом – удивительная преданность слову и литературе. Книги писателя в эмиграции выходили тиражом, который, увы, хорошо знаком всем современным авторам – тысяча экземпляров. Довлатов не считал, что его книги нужны в эмиграции, ощущал оторванность от читателя. Мне кажется, что параллели с нашим временем здесь очевидны. Его судьба «осветляет» наши писательские сомнения и неудачи.
Справка «МК Байкал»
Михаил Хлебников – литературовед, критик, кандидат философских наук. Постоянный автор «Литературной газеты», журнала «Вопросы литературы», сотрудник журнала «Сибирские огни». Участник Большого жюри премии «Национальный бестселлер». Автор книг «Теория заговора. Опыт социокультурного исследования», «Теория заговора. Историко-философский очерк», «Топор Негоро», «Большая чи(с)тка», «Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)». Публиковался также в изданиях «Новый мир», «Литературная Россия», «Культура», «Бельские просторы», «Подъем», «Наш современник», «Москва», «Алтай». Живет в Новосибирске.
