В повести Валентина Распутина основное действие перемежается рассказами действующих лиц о событиях их жизни, давно минувших и недавних. Поэтому при переводе прозы на язык сцены театр воплотил образы, запечатленные и в памяти персонажей. Память является нравственным качеством и служит характеристикой героев. Так, впервые за долгое время собравшись вместе, взрослые дети старухи Анны с радостью, подсказывая друг другу, вспоминают свои детские годы и сопровождают разговор игрой в куклы. Оказавшись в отчем доме за одним столом, они вспомнили детство и родные места, а находясь вдали, живя по отдельности, забыли. Забыли себя детьми, как забывают убранные на чердак игрушки.
Игра в куклы охватывает всю иллюзорную реальность, и вовлеченные в нее, мы видим старуху Анну глазами ее детей, через куклу. Они приводят куклу в движение – и это техническое решение в постановке оправдывает инсценирование повести именно кукольным театром и выражает, мне кажется, основную идею постановки: любовь и забота детей продлевают жизнь матери.
Вторая ростовая кукла в спектакле – старуха Мирониха. Она осталась единственным другом для Анны. Дети Миронихи тоже ее покинули, она «одна как перст». Мирониха заботится о своей корове, которая, похоже, составляет смысл жизни для своей хозяйки. Расстаться с коровой для Миронихи все равно что «живая смерть», то есть смерть при жизни. И вот корова пропала. Свое душевное состояние Мирониха передает словами: «Она ить мне все нервы пережгла, я из-за ее нечеловек».
Третьим кукольным персонажем в спектакле является Нинка, внучка Анны. Девочка становится свидетельницей происходящего в бане беснования ее отца и дяди Ильи. И нетрудно предугадать, как дочь, повзрослев, будет сама относиться к родителям. Как аукнется...
В спектакле нашел применение театр теней. Когда Илья и Михаил удаляются в баню и пытаются вдвоем и с помощью Степана Харчевникова выпить ящик водки, они сами теряют человеческий облик и становятся тенями: на задернутой в бане занавеске мы видим силуэты актеров. Тени ведут разговор. Рассказ о том, как Степан тещу перехитрил, вызывает живое сочувствие братьев и, видимо, популярен в деревне, где «теперичи мало кто сухой живет». А теща – та же мать – признана помехой.
Анна ждет, чтобы проститься, одну Таньчору. О младшей своей дочери старуха часто вспоминала и прежде, тосковала. Видя, как мать переживает, желая ее утешить, Михаил идет на обман и объявляет: это он отбил телеграмму сестре, чтобы она не приезжала, так как матери стало лучше. Казалось бы, Михаил проявляет сочувствие, но... Следующая сцена становится кульминационной: в ответ на обвинения в том, что он обижает мать, Михаил предлагает брату и сестрам забрать мать к себе и по очереди толкает-накатывает на каждого из них кровать с лежащей матерью, те отказываются и отталкивают кровать обратно. Дети Анны будто не осознают, что их мать живой человек, а не кукла.
В следующем эпизоде звучит монолог Анны, в котором она высказывает свои размышления о смерти, вспоминает о своих похороненных детях. Театр привлек в качестве слушателя для Анны нового кукольного персонажа – к ней является Смерть ее ребенка. Так театр воплотил представление Анны о смерти, которую она поняла и воспринимает как человека и поэтому относится к ней со смирением.
В конце этого эпизода, когда Анна выходит на выступающий с авансцены помост-пристань и зовет, обращаясь в зал, Таньчору, над сценой, как по невидимой реке, проходит маленький игрушечный пароход. Тот самый, который когда-то увозил от Анны ее дочерей и который в спектакле стал воплощением времени, уходящей невозвратно жизни.
Писатели-«деревенщики» в своих произведениях воспевали и отпевали старую деревню, которая была хранилищем традиций и самобытности народа, источником его духовного опыта. В повести «Последний срок» старуха Анна олицетворяет эту русскую деревню. Другим символом деревни в этом произведении является Игреня – в голодное военное время на этом коне однажды пахала маленькая Люся. Обессиленный Игреня упал, но, по сюжету повести, оживленный лаской и уговорами подоспевшей Анны, поднялся и продолжил непосильный труд. В спектакле на авансцене с помощью кукол воссоздается картина: маленькая Люся идет за бороной, запряженный Игреня всхрапывает, мотает головой, падает, но, упав, не поднимается. И, видимо, неслучайно Игреней управляют дети Анны. Возможно, это продолжение той игры, которую братья и сестры начали, когда, сидя за столом, вместе стали вспоминать детство. Смерть Игрени, видимо, предвещает, что и деревня, оставленная на попечение детей Анны, рано или поздно прекратит свое существование.
В пользу последнего предположения свидетельствует и состояние родительского дома, хозяином которого стал Михаил. В повести сказано, что в сознании старухиных ребят родная изба является продолжением матери, они «постарели до одинаково дальней, последней черты и держатся только благодаря друг другу». Театр выразил эту мысль в декорации. Комната, где находится Анна, выглядит очень ветхой: в потолке зияют прорехи, на стене во многих местах не хватает штукатурки, покосилась приставная лестница. Очевидно, духовная глухота детей сказывается и на отношении к матери, и на отношении к родному дому.
Недаром в фойе театра мы видим коллаж, где представлены черно-белые фотопортреты стариков и снимки ветхих деревянных избушек. Проблема отношения к старине, к памятникам деревянного зодчества волновала Распутина – и является злободневной в современном Иркутске.
На втором плане на протяжении всего спектакля находится Надя, жена Михаила, олицетворяющая нравственное начало. Она приветлива, скромна, расторопная хозяйка. Оправдывая свое имя, Надя подает нам некоторую надежду, что не только отживающие свое Анна и Мирониха сохраняют совесть и душу.
Читая у Распутина размышления главной героини о жизни и смерти, мы привыкли воспринимать Анну мудрой, считаем ее образцом нравственности, восхищаемся ее духовной красотой и силой. И вдруг увидели ее куклой, ненужной вещью. «Как же так?!» – протестуют сейчас иные читатели.
Но театр не отказывает этой распутинской героине в святости: в конце спектакля Анна возносится в небо. А задача театра – дать нам понять, что порядок в этой семье нарушен – выполнена. В каждом спектакле театр создает свою модель мира. В постановке «Последний срок» Иркутского театра кукол дана модель обреченного мира. Этот мир обречен потому, что дети забыли родную мать, отчий дом и малую родину.