Распрощался с Москвой ради отца
Михаил Клейн – выдающийся музыкант, украшавший культурную жизнь столицы Приангарья. Солистом Иркутской областной филармонии он работал 45 лет. Начало его профессиональной карьеры было поистине счастливым. Окончив Иркутское училище искусств, он поступил в Московскую консерваторию, где занимался по классу заслуженного деятеля искусств РСФСР, а впоследствии народного артиста СССР профессора Виктора Мержанова. Начинал концертную биографию в оркестре Московского государственного театра эстрады. Проехал всю бескрайнюю страну, гастролируя с легендарным американским певцом Дином Ридом, записал с ним пластинку. Его перспективы были захватывающими.
Но иркутянин вернулся в родной город, к отцу-фронтовику, который нуждался в любви и внимании сына. Леонид Яковлевич Клейн – герой гражданской войны, ветеран Великой Отечественной, орденоносец, более полувека трудился на Иркутском заводе тяжёлого машиностроения им. В.В. Куйбышева. Для Михаила рано овдовевший отец был не только примером мужества и самоотверженной верности делу, но и просто самым близким и дорогим человеком. С момента ухода отца прошло более двадцати лет, но Михаил сохранил в душе неразрывную связь с ним, а заодно и кровные узы с поколением победителей – для ветеранов он всегда был готов выступать безо всяких условий.
– В любом дружеском застолье Миша поднимал обязательный третий тост – за родителей, – вспоминает его близкий друг активист Иркутского совета ветеранов Иван Косов. – Мы любили собираться в его хлебосольном доме. Непременно пели «День Победы». А 9 Мая Миша играл фронтовые песни, настежь открыв окно: играл для всех, для соседей, для горожан.
Цена мастерства: хрупкая кожа
Старый дом в маленьком переулке МОПРа долгие десятилетия оживал с чудесными звуками почтенного инструмента в квартире профессионального пианиста. Музыкант просыпался рано и с нетерпением торопил наступление долгожданных девяти часов, когда можно будет нарушить тишину в подъезде. Занимался по нескольку часов, перед самыми ответственными выступлениями мог не отходить от инструмента до самого позднего вечера.
– У Михаила Леонидовича была хрупкая кожа, – рассказывает друг и коллега Клейна музыкант и педагог Игорь Овечкин. – Пальцы порой трескались в кровь, я не раз видел его на сцене с подушечками, заклеенными пластырем. Такова была цена невероятной лёгкости и пластичности звучания, удивительной напевности, которую не раз отмечали знатоки. Михаил Леонидович всегда играл наизусть или вольно импровизировал. Вы не увидели бы нот на пюпитре рояля, открытого в ожидании Клейна.
Призвание было главным в жизни артиста. Тут он мог быть изнурительно педантичным, дотошным до въедливости. Будущее выступление старался отточить до последних мелочей. До сантиметра вымерял положение рояля на сцене, отрабатывал все выходы партнёров, вникал в их готовность, требовал максимального качества исполнения. И коллеги, и заказчики знали: Клейн никогда не сядет играть за инструмент, если с ним предварительно не поработал настройщик. Долгое время за исполнителем «тенью» следовал Иван Иванович Казанцев, которого он почитал и оберегал, как благородный идальго своего оруженосца. Часто работал с Клейном и Владимир Филатов, признавшийся, что «осиротел» с уходом Михаила Леонидовича – «последнего аристократа филармонической сцены».
Даритель конфет
Предельно серьёзный и основательный в главном, он был прост и неприхотлив в быту. Кроме порядка и человеческой радости, ему ничего не требовалось в старом родительском доме, всегда открытом для друзей, которых он безоговорочно любил, априори прощал и баловал, чем мог.
«Как мы будем без Клейна?» – в растерянности скорбят его многолетние партнёры по творческим проектам, полюбившимся публике, по ярким неформальным концертам на филармонических подмостках, в органном зале, в областном Художественном музее. «Как же теперь без Старого?» – спрашивают его многолетние добрые знакомцы по бухте Песчаной, где он бывал завсегдатаем и заводилой среди отдыхающих. Некем заменить его и в жарких волейбольных баталиях, где он отличался горячим и азартным спортивным характером. Заметят пропажу и в кондитерских магазинах, что из года в год регулярно продавали музыканту в огромных количествах лучшие конфеты. Он раздавал их всюду, куда приходил: в колледж имени Шопена, в музыкальные школы, где работал концертмейстером, в родную филармонию, где без гостинца не оставался никто, до вахтёров и гардеробщиков. Недаром в дни памяти по артисту рядом с его траурным портретом и пунцовыми розами выросла символическая конфетная горка.
Монако, Монте-Карло и Канны
Нам в руки попали драгоценные фото с Михаилом Клейном, сделанные более двадцати лет назад. Тогда, в середине «лихих девяностых», он представлял искусство нашей страны за рубежом в гастрольных поездках под эгидой Центра международного научного и культурного сотрудничества имени Валентины Терешковой при правительстве Российской Федерации. Вместе с музыковедом Мариной Токарской и певицей Натальей Головиной он тогда побывал в Бельгии, Голландии и Люксембурге. Блистательная программа с романсами на стихи Пушкина и не только имела такой успех, что через год иркутские филармонисты были приглашены с концертами в Монако, Монте-Карло и Канны, а чуть позже – на Кипр. Сибиряков невероятно тепло принимали в Европе. Эти упоительные гастроли пианист нередко вспоминал как самые прекрасные моменты своей творческой биографии.
Провожали пианиста всем миром. Проститься с ним шли и шли самые разные люди: старые и совсем молодые, взрослые и дети, учащиеся музыкальных школ и их выпускники разных лет, люди искусства и спортсмены, простые иркутяне, что помнят его на подмостках у рояля столько, сколько помнят себя. Были слёзы, звучали слова скорби и сожаления. Но были и светлые душевные воспоминания, и шутливые рассказы, где он выступал главным героем, бесконечно обаятельным, остроумным и неподвластным унынию.
Вспоминали его бесподобные афоризмы:
– Мы – музыканты, и музыку ненавидим с детства.
– Приносим глубокие извинения за причинённый концерт!
Вспоминая Мессмана
Незадолго до своего последнего концерта заслуженный артист России Михаил Клейн почему-то вспомнил о судьбе своего старшего товарища по сцене блестящего скрипача Леонида Мессмана, который умер прямо на концерте в Органном зале Иркутска в 1987 году. Сердце Мессмана не выдержало во время квалификационного экзамена, который его, солиста высшей категории, признанного далеко за пределами Иркутска, вынудили держать – у Мессмана были сложности в отношениях с руководителями культуры.
Было ли это знаком предчувствия, пророчества? Михаил Леонидович не мог похвастаться крепким здоровьем. За плечами у него было нелёгкое противостояние онкологии, операции на суставах, шунтирование сердца. Но поберечь себя, уклониться от «лишнего» выступления… Кто знал Клейна, тот понимает, что даже предложить ему такое значило глубоко ранить и почти оскорбить.
Михаил Клейн никогда не ставил на концертный рояль ноты. Они были не нужны. Музыка звучала внутри него, как дыхание, как ток крови, как биение сердца. Остановилось сердце – и умолкла музыка…
А может быть, не умолкла? Может, она продолжает звучать где-то там, в запредельных космических сферах, в нашей восторженной памяти, в зачарованных паузах старинного филармонического зала?