Игорь Альтер:
– Начнем с интересной арифметики, с которой совсем недавно познакомил нас Всероссийский центр изучения общественного мнения. Оказывается, 30% населения нашей страны считают, что первоочередной задачей свежеизбранного президента должно стать решение проблем здравоохранения. О том, что они достигли точки кипения, говорил в своем послании и президент Путин: в отдаленных районах нарушена шаговая доступность медицины, сокращены ФАПы, ликвидированы больницы. Президент пообещал увеличить расходы на здравоохранение в два раза и запустить в действие государственную программу по онкологии. К сожалению, сложилась именно такая ситуация: пока президент лично не возьмет проблему на контроль, она не решается. Что за болезнь поразила наше здравоохранение?
Светлана Михеева:
– Понять, что система больна, очень просто: для этого достаточно вспомнить, для чего она создавалась и зачем нужна: во-первых, это медпомощь частному человеку, во-вторых, как система это рычаг, который должен удовлетворять потребность государства в здоровом человеческом ресурсе. В любом случае она начинается с человека и человеком заканчивается – интересы пациента на первом месте. Однако наша система замкнута на себе, она работает на себя. Человек в поликлинике – это номер карты, номер в порядке очереди. Врач на тебя даже не смотрит. Он смотрит в компьютер. Он не может помочь.
Игорь Альтер:
– Исчезает самое ценное – общение. У нас существует чрезмерная вертикализация здравоохранения. Вертикализировано все – кроме ответственности за пациента. Бремя ответственности несет врач, который превращен в стрелочника – а как он может отвечать, если система разрушена, нет ФАПов, закрыты больницы?
Светлана Михеева:
– Система местного здравоохранения, ФАПов была разрушена. А ведь она занималась как раз человеком – фельдшер всех в округе знал, знал подноготную своих больных, мог быстро посоветовать что-то, вызвать помощь. Сегодня администрация области говорит: мы восстанавливаем разрушенное. Но посмотрите на факты: после того, как 10 января министерством строительства Иркутской области было объявлено о введении в эксплуатацию 21 фельдшерско-акушерского пункта, жители некоторых районов, например, Тайшетского, возмутились: из трех заявленных у них открыли только один в Талой, еще двум до открытия было далеко. И такая ситуация в большинстве районов. Кого мы догоняем и перегоняем? Ну хорошо, откроем мы здание – а кто там будет людей принимать? В родной деревне Распутина Аталанке, куда добраться в теплое время года можно только по воде, а в холодное – по ледовой дороге, давно нет фельдшера, население – преимущественно пенсионеры. Мы были там зимой, в юбилей Распутина. У местных жителей второй главный пункт по улучшению жизни – фельдшер. Была у них прекрасная женщина, наизусть каждого знала, теперь фельдшера нет. Где люди в медицине? Проблема местного здравоохранения – многослойная.
Игорь Альтер:
– Это снежный ком. Ведь у нас нет стратегии развития здравоохранения. В регионе её нет даже в среднесрочной перспективе. Как следствие благодаря командным методам в Иркутской области уволена треть главных врачей от всего их количества. В то же время у нас дефицит узких специалистов – 50-57%. Так давайте зададим честный вопрос: не пора ли обратить самое серьезное внимание на методы, методику управления, осуществляемого министерством здравоохранения Иркутской области?
Светлана Михеева:
– Региональный минздрав, к сожалению, занял ярко выраженную оборонительную позицию и никаких предложений, никакой критики не принимает. Министерство вступило в войну с журналистами, которые рассказывают о проблемах здравоохранения. Очень болезненно министерство относится и к депутатской критике – когда черемховский депутат привел примеры недопустимого поведения врачей из жалоб пациентов, министр счел своим долгом выступить в защиту врачей и назвать жалобы необоснованными. В одной из жалоб был описан такой случай: врач отказался принять ребенка и уехал домой ремонтировать холодильник. Министр посчитал, что претензии, высказанные в Черемхово – это охаивание. И возникает вопрос: все ли в порядке с топ-менеджментом министерства? Понимают ли они ситуацию?
Игорь Альтер:
– Понимают ли? Цифрами можно ответить, что представляет собой региональная система управления здравоохранением. В рейтинге 2009 года по эффективности системы здравоохранения Иркутская область находилась на 41-м месте. Последний такой рейтинг составлен меньше двух лет назад Высшей школой организации управления здравоохранением при Минздраве России – то есть сомневаться в результатах нет оснований. Так вот, согласно этому последнему рейтингу, наш регион спустился на 81-е место (всего регионов 85). Это же место мы занимаем по одному из главных показателей – ожидаемой продолжительности жизни. Цифры говорят за себя сами. Мы стали лидерами среди аутсайдеров.
Светлана Михеева:
– Это все подтверждается примерами из жизни, причем примерами жуткого свойства. В той же Аталанке нам рассказывали ужасные вещи о том, как они справляются с тем, что у них нет фельдшера: «А теперь в Усть-Уду ездим – если при смерти». И наслушались мы историй о том, как люди вынуждены возить раненых, больных детей на саночках по льду водохранилища до ближайшего медпункта. На перекладных везли человека с ножевым ранением – девять часов. Беременная женщина почувствовала боли, начались преждевременные роды, и никто не знал, что делать; в итоге ребенок умер. Спрашиваем: а как же санавиация? А санавиация днем летает, ночью – нет. Да еще и попробуй докажи, что санрейс нужен – фельдшера-то нет. Ситуация сложная.
Игорь Альтер:
– А я вам приведу иркутский пример. Пришел человек к врачу с просьбой о госпитализации. И пришлось ему несколько месяцев ходить – анализы делать, справки получать, в очередях стоять. Пришел он со всем этим полученным добром на госпитализацию, а ему говорят: у нас люди в коридорах лежат, через два месяца, может быть, место освободится. Пришел он через два месяца, а анализы устарели – и все по новой. Вот что у нас творится, и все об этом знают. Но ничего не происходит.
Светлана Михеева:
– В Усть-Илимске женщина долго ходила по врачам – у нее заболел палец. И в итоге она потеряла ногу: фельдшер направил ее в городскую больницу, но там ее не приняли, отправили в поликлинику, на анализы, к узким специалистам, к которым попасть сразу не получится. В итоге, когда она вернулась в горбольницу, то ногу ей отняли на уровне второй трети бедра. Было судебное разбирательство, возмещение ущерба – но ногу не вернешь! Медицинская помощь замедлена невероятно – даже когда она нужна срочно.
Игорь Альтер:
– Отсюда – ко всем остальным проблемам – проблема недоверия пациентов к врачам. Очень сложно работать в медицине. Возьмем хотя бы финансовое обеспечение. Вот простой пример. По официальной информации, с 2014 по 2017 год средняя зарплата врачей выросла с 48 до 53 тысяч рублей. Что это?! Мой знакомый терапевт – врач высшей категории, более 30 лет стажа – показала квиток: 28 тысяч рублей, такова ее зарплата. Откуда эти официальные цифры? Надо говорить людям то, что есть на самом деле. Вы поверите, что зарплата среднего медперсонала выросла с 26 до 28 тысяч рублей, а младшего – с 17 до 19 тысяч?
Светлана Михеева:
– Это довольно странные цифры – на фоне того, что реально происходит. Когда в декабре к нам в редакцию обратилась общественная организация из Черемхово, представляющая интересы младшего медперсонала, то мы узнали, что этот самый младший медперсонал переводят на должности буфетчиц, техничек – то есть им снимают медицинские надбавки, оставляя людям ничтожные копейки. Оказалось, что это не только в Черемхово, но повсеместно. Оказалось, что это и есть оптимизация – оптимизация средств, очевидно.
Игорь Альтер:
– Все ошибки российского минздрава принимают на себя врачи. И несправедливо им отлетает, они – стрелочники. А вот эти горе-оптимизаторы, которые все разрушили – в стороне, вроде и не делали ничего. А ведь они превратили саму оптимизацию в процесс ликвидации медучреждений. С 2000 по 2015 годы число российских больниц сократилось в два раза – с 10700 до 5400. По их числу современная Россия отстает от РСФСР 1932 года. Так кто же должен спросить с оптимизатора?
Звонок в студию:
Фаина Губарева, Ленинский район Иркутска: «Чтобы попасть на прием к узким специалистам, нужно ждать по полгода. На УЗИ или маммографию – жди месяц, однако за плату можно пройти без очереди. Я так и сделала. Пришла за плату – а там нет ни одного человека… А очереди своей я до сих пор жду».
Надежда Андреевна, Усть-Балей, Иркутский район: «У нас нет фельдшерского пункта и нет аптечного пункта. Я председатель совета ветеранов, у меня 4 деревни, которые не близко. Ближайшая больница – за 5 км в деревне Горохово. Ветеранам тяжело».
Наталья Ивановна, Иркутск: «Медики не едут в районы, потому что сначала ликвидировали всю медицину, фельдшерские пункты, а теперь зазывают туда работать. Люди не верят: они приедут, будут работать, а потом все снова ликвидируется».
