Сейчас медпункт есть, строят новый клуб – бригада складывает здание из пенобетонных блоков. Стала ли жизнь односельчан писателя Валентина Распутина лучше, веселее? Перестала ли Аталанка быть медвежьим постперестроечным углом?
Бренд как залог выживания
Постперестроечным – потому что до того, во времена СССР, этот угол (а точнее даже – берега Ангары) был населен густо, деревня шла за деревней, грохотали в чащах леспромхозовские машины. Хоть сообщение существовало, в основном по реке – в отсутствие проезжих дорог, но работала еще и малая авиация. Завозились сюда трудовые резервы и – в достатке – нужные товары. Был, конечно, и фельдшер, и школа крепко стояла. На жизнь сельчане тогда не жаловались, хотя и пришлось им в шестидесятых покинуть насиженные места и переехать выше на берег – пуск Братской ГЭС вызвал затопление старой Аталанки, да и еще многих деревень.
Жили-поживали. Но времена меняются. И к тому времени, как в Аталанку в 2017-м нагрянула большая делегация и с памятной доски на памятном доме торжественно сдернули синюю ткань, деревня представляла собой нечто плачевное: лишенное удобств, возможностей и даже элементарной связи с «большой землей» место, где, не в силах отказаться от родной земли, доживали век пенсионеры и маялась молодежь, мечтая уехать, а от безнадежности мечтаний скатываясь в депрессию и пьянство.
Пять минувших лет, конечно, не могли кардинально исправить ситуацию. Но кое-что все-таки изменилось. В Аталанке поставили фельдшерско-акушерский пункт (хотя местные старики сетуют – ну кому он при нынешних обстоятельствах нужен), хотят запустить клуб (работу лучше сначала дайте – говорят те, кто помоложе, кто вынужден сегодня уезжать зарабатывать на вахте). Но самое главное, здесь хотя бы примерно, пунктирно, но все же наметился, как это говорится в бюрократической среде, вектор развития. Этот вектор – внутренний туризм, который может состояться и благодаря природе, все еще дикой, все еще красивой, и, главное, благодаря имени Валентина Распутина. Будущее Аталанки (попросту – быть ей или не быть), да и что уж греха таить, самой Усть-Уды как райцентра зависит совершенно прагматически именно от того, как этот бренд будут раскручивать.
Моя нынешняя, летняя, поездка в Аталанку состоялась благодаря Иркутскому краеведческому музею – точнее, директору его подразделения «Дом-музей Валентина Распутина» Елене Манушкиной. Елена Геннадьевна затеяла возить интересующихся по писательским местам – в Порт Байкал, где находились и еще находятся дачи иркутских писателей, в том числе Распутина, где утонул Вампилов. А также предприняла героическую попытку проложить для туриста дорогу по распутинским местам Усть-Удинского района.
Усть-Уда: минус достопримечательность
На автотранспорте мы – условный турист –добираемся до Усть-Уды. Здесь есть комфортабельная гостиница (не стыдно поселить губернатора при надобности) и нормальное кафе с хорошей кухней. И, к повестке дня, танк стоит на парковке между обелиском воинской славы и зданием администрации. На танке играет местная ребятня.
В Усть-Уде есть три, а то и четыре места, на которые можно сделать ставку для «внутреннего» туриста.
Во-первых, это храм Богоявления – не старинный, современный, невероятно ухоженный, почти гламурный. Храм строили по инициативе местных жителей руками местных мужичков при финансовой помощи, в том числе и Распутина. Он же подарил храму несколько икон. В этой Усть-Уде – то есть новой, перенесенной с исконного места перед затоплением в начале шестидесятых – церкви по причинам понятным никогда раньше и не было. Старый храм в старой Усть-Уде, белокаменный, взорвали еще в 1934-м.
Во-вторых – больница, в родильном отделении которой появился на свет классик. Здание перенесли из старой Усть-Уды, собрали, и в последние годы оно служило детям – как детский Дом творчества. Но в последнее время кружки и секции оттуда переезжают. И поговаривают, что здание больницы хотят записать в аварийные и отдать под снос. Чья инициатива? Говорят, мэра. Нам, конечно, не поверилось – ведь сейчас, когда вся страна пытается развивать пресловутый внутренний туризм, каждая «точка на карте» должна заботиться о том, чтобы вычислить в своем околотке особенные места, которые интересно было бы посмотреть постороннему человеку. Каждая деревня ищет свою тему, собирает по крупицам все ценное, что осталось и что возможно сохранить, восстановить. А тут – целый классик!
Является ли больница из затопленного райцентра, где родился Распутин, достойным объектом для сохранения? Не то слово. За потерю таких краеведческих объектов впору вводить на законодательном уровне уголовную ответственность. На наших глазах уже много чего такого совершилось. Не погнушались, например, местные власти убрать с родного места так называемый дом декабриста Раевского в Олонках. По легенде, здание он некогда завещал использовать под образовательные нужды. Так и было, в доме располагалась школа, потом детсад. А потом, как ни билась директор местного музея, передали его «Тальцам» – в виде промаркированных бревен. А мог бы в Олонках сохраниться замечательный исторический объект плюс ко всему остальному, к могилам декабриста и его семьи, вписанным с некоторых пор в территорию школьного стадиона.
В Усть-Уде не хватает площадей местному краеведческому музею. Он – сразу за забором. Это третий пункт программы «внутреннего» туриста. Музей может показать только новую экспозицию в новом здании, целиком посвященную Распутину. Историческое прошлое Усть-Уды остается за кадром – потому что старое здание наполовину занято фондами, под которые нет другого места. Вопрос: почему здание бывшей больницы не отдадут музею? В одном из помещений бывшей больницы, кстати, хранится множество ценных экспонатов из краеведческого уголка Дома творчества. Говорят, что на месте снесенного хотят возвести что-то новое. Наверное, в Сибири земля под строительство закончилась, не иначе…
Но музей-то все равно необходимо приводить в порядок. Он связан не только с именем Распутина, но и также, например, с именем политссыльного Кобы – Иосифа Сталина, что тоже любому туристу, даже не особо интересующемуся историей, любопытно. Он связан с историей освоения Сибири, с историей советской индустриализации – и так далее.
Сейчас музейщикам приятно показать только новое здание, где все про Распутина: модель дома, предметы того времени, кое-какие личные вещи писателя, школьные парты из той самой школы, где он учился в старой Усть-Уде. Сама школа, кстати, переехала – здание перенесли в деревню Юголок. Так что это еще один возможный объект туристического маршрута.
Аталанка: место силы
От Усть-Уды на катере местного жителя, деятельного и предприимчивого Владимира Ярцева, мы отправляемся в сторону Аталанки.
Впервые эту деревню упоминали летописи 1723 года как приписанную вместе с другими двадцатью двумя казацкими деревнями к Яндинскому острогу, поставленному на год раньше Иркутского. Название, как считают краеведы, пошло от названия реки Аталанки. Аталанцы проясняют ситуацию: речь о теплых ключах, о «талых» водах, которые находятся вблизи деревни.
Старая Аталанка была небольшая, в 37 дворов, но красивая, на двух берегах реки, соединенная мостом – местной достопримечательностью. И мост перед затоплением сожгли, и все прочее, но дома кое-какие перевезли. В том числе и дом, выстроенный Распутиными на две родственные семьи.
Сначала отец и мать писателя жили в здании почты, на которой и работали. У отца, начальника почтового отделения, срезали сумку с деньгами, и за растрату социалистической собственности его посадили на 20 лет – семь отсидел, в 1954-м вышел. Мать после ареста мужа на почте работать уже не могла, уволилась, квартиру освободила – переехала с детьми на выселки, в так называемую Замараевку, населенную леспромхозовцами. Леспромхоз дал им избушку на опушке, и мать семейства устроилась работать в леспромхозовскую баню. Когда отец был реабилитирован и вышел, семья воссоединилась. Распутины скопили денег – и на двоих с братом отца Леонидом построили дом. Его-то и пришлось переносить из зоны затопления. Он-то и красуется сегодня, обновленный, ухоженный, на аталанской улице.
Валентин Распутин во время строительства дома был уже студентом ИГУ. Поэтому табличка, которую прикрепили к фасаду, категорически преувеличивает, сообщая, что классик провел в этом доме детство. Это не так. Но здесь он часто бывал, здесь писал, например, «Последний срок». Банька при доме, в которой писалась повесть, еще жива. Старенькая Нина Филипповна, по мужу родственница Распутина, живет во второй половине дома. Она показывает на баньку в ограде: «Валентин приезжал, ему покоя не давали. Он прятался ото всех, чтобы нормально поработать». На старой даче в Порту Байкал он, кстати, тоже работал в бане.
Дом Распутиных, наверное, в Аталанке самый нарядный. И это понятно – за ним ухаживают как за реликвией. А вообще, много домов здесь брошено или закрыто. Нет здесь ни гостинички, ни кафе, чтобы принять и накормить заехавших гостей. А гости едут – любознательный турист заглядывает и летом, и зимой, «Метеоры» причаливают к здешней пристани.
Карда: деревня, которой нет
Аталанка сегодня по-прежнему далека от «большой земли» – посуху не доедешь, летом – на «Метеоре», на катере, зимой – по льду. Ледовую дорогу часто и очень быстро переметает, можно попасть в хорошенькую колею. Кроме Аталанки есть по берегам остатки других деревень. Какими бы большими они ни были, почти все постигла одна участь – они обезлюдели.
Устьудинцы Владимир Ярцев и его супруга Елена обустроили турбазу на месте прибрежного хутора бывшей деревни Карды. Прописано на хуторе два человека – кардинский житель Денис Капустин и его супруга Кристина, уроженка Аталанки. Сама деревня была повыше, на взгорке, на живописных просторах. Сегодня Карда – брошенные подворья, где бродит здешний полудикий скот, остовы зданий, похожие на серые призраки, кучи деревянного мусора. В феврале 2008 года население деревни вывезли на «большую землю», ибо содержать населенный пункт было нерентабельно. Денис уезжать не хотел, но все же собрался – в Усть-Уду. А в результате – снова дома.
Карда считалась самой труднодоступной из всех деревень, идущих по берегам Ангары цепочкой. Закрывать ее собирались еще в начале этого века, а то и в конце предыдущего. Но места здесь удивительной красоты и пока еще удивительной дикости. Ярцев арендовал большие площади по Кардинскому заливу, чтобы воспрепятствовать добыче леса, сохранить этот угол нетронутым, годным для экологической рекреации. Здесь ловят и выпускают рыбу, охотятся, занимаются лесовосстановлением. Разводят интересных животных – купили, например, мангалов, венгерских свиней, кудрявых как овцы, скрестили с дикими кабанами. Стадо по теплу уходит в тайгу, на 60 км, а к зиме выходит к людям, на подкорм. Часть стада забивают на мясо.
У самой воды Ярцевы устроили турбазу. Еще бы причал поставить. Но за причал нужно заплатить 10 миллионов – за такой, как в Аталанке. В нежилой Карде ставить его придется за свой, не казенный, счет. Поэтому можно бы и не такой капитальный, попроще. Но попроще – не разрешают. Почему –удивляется Ярцев. Был бы причал, мог бы заходить «Метеор». Это упростило бы возможность добраться до турбазы – в самой Аталанке туристам ведь негде ночевать. Да и на много верст вокруг – негде.
В общем, самый простой причал подкорректировал бы логистику, появились бы новые возможности для этого самого внутреннего туризма. Району все это, кажется, очень даже выгодно. Но, видимо, к тем, у кого в руках так называемый административный ресурс, понимание в полной мере пока не пришло – понимание того, как грамотно, во благо, пользоваться ресурсами, в том числе культурным достоянием. И главное, чтобы к моменту осознания в этих краях не перевелись бы люди, готовые что-то делать и для общественной пользы, а памятники не разрушились бы.
