Человек-легенда
Сербский был человеком-легендой. Этому способствовали и его биография, и его жизненная позиция.
Он родился 1 мая 1933 года в Верхне-Уральском политизоляторе и отбывал срок по политической статье вместе с мамой Евгенией Захарьян, армянкой, уроженкой Тифлиса. Отец его, Соломон Сербский, уроженец Бердичева, тоже сидел. Оба – за убеждения, как троцкисты. В 1937 году родителей расстреляли в Магадане – в один день, по одной статье. Сиротская жизнь в чадолюбивом СССР началась в пересыльном детском доме Владивостока, закончилась – в Бирюсинском детдоме, под Тайшетом. Казалось бы: откуда у обездоленного ребенка, мотавшегося по детдомам, такая тяга к высокому – к поэзии?
– Представьте: конец сороковых годов, учителя – из бывших ссыльных. У него был замечательный учитель, который безумно любил литературу, встречался с Маяковским, Есениным. Кстати, мой брат Володя назван в том числе и в честь Маяковского, потому что тот оставался любимым поэтом отца даже тогда, когда он уже собрал громадную библиотеку поэзии, – рассказывает Екатерина Сербская, нынешний хранитель бесценного достояния, которое оставил городу Братску в подарок ее отец.
– Он заведен, когда библиотека еще не существовала как отдельное учреждение, а вся находилась у нас дома. Все поэты и писатели, которые приезжали в Братск, обязательно бывали у Сербского. Я тогда была очень маленькой девочкой, но папа брал автографы – и мне тоже было интересно, и в один из дней я тоже завела такую тетрадку, где писатели стали оставлять автографы. Вот Юрий Самсонов: «Нахал, колдун и людоед. Катюшка Сербская, девчонка мерзкая, глаза – по ложке, в ушах – сережки». Здесь, под этой обложкой, записи того времени, расчленения писательских союзов по идеологическим причинам еще не было.
Супруга Виктора Сербского – они учились в одном классе – поддерживала увлечение мужа, на которое, на минуточку, тратились деньги из семейного бюджета.
– Жить в библиотеке можно, если человек сам любит книги и любит того человека, который ими занимается.
Сербский серьезно начал собирать книги с 1956 года, узнав о смерти Анатолия Тарасенкова, заместителя главного редактора влиятельного журнала «Новый мир», собиравшего библиотеку русской поэзии XX века.
– Папа всегда говорил, что Тарасенкову было проще – он жил в Москве, был известным критиком, редактором, ему книги дарили. Папа жил в Норильске, с 1967 года – в Братске. Конечно, ему было гораздо сложнее. В «Литературке» появилась статья о Тарасенкове – и папа был впечатлен. Он решил попробовать продолжить дело. И наивно надеялся, что и еще кто-то продолжит. Пробовали, конечно, но наша библиотека оказалась в итоге самой крупной.
– Так где он в Норильске и Братске брал книги? Как разыскивал поэтов?
– По собственным производственным делам он много ездил по стране. Без книг не возвращался – за ним посылки вереницей шли. 
Так вот, он выделял то, чего у него нет, и добывал. Все книжные магазины ему оставляли поэзию. Он не просто собирал, но был еще очень внимательным читателем. Практически обо всех авторах в своей библиотеке что-то мог рассказать, старался с ними встретиться, поговорить, для него это было безумно важно.
«Ее драгоценными пальчиками»
До 2016 года библиотека размещалась в четырехкомнатной квартире Сербских. А когда в 2016 году переехали в специализированное помещение, оказалось, что места не хватает.
– В квартире были стены и полки, а здесь – расстояния между стеллажами, и стен здесь меньше, а окон больше, – показывает большое книжное хозяйство Екатерина. Книг меньше не становится, коллекция продолжает пополняться.
Здесь, ко всему прочему, очень большой фонд «мемориальской» литературы.
– Виктор Соломонович был одним из организаторов фонда «Мемориал», очень многим людям помог. Все, что можно было о репрессиях собрать, он собирал. Ему узники помогали, присылали свои воспоминания. Архивного материала у нас масса.
Недалеко от Братска, в Чуне, отбывал срок советский поэт – «тихий лирик» Анатолий Жигулин.
– Жигулин сидел в Чуне, потом на Колыме. Отец встречался с ним не один раз, они переписывались. Почти все книги Жигулина у нас – с автографами. Автографы изумительные, их стоит посмотреть...
Честно говоря, многие автографы в этой библиотеке стоит посмотреть (а книг с автографами здесь, на минуточку, более семи тысяч). Вот, например, Евгений Евтушенко написал: «Иркутский цензор Козыдло получил строгий выговор за то, что пропустил это стихотворение. Оно было включено в советский черный список и не публиковалось более 20 лет». Где об этом еще прочитать? Из автографов порой выстраивается целая самостоятельная история.
– Папа в командировки ездил с таким же портфелем, как у Жванецкого. Перед поездкой всегда открывал справочник Союза писателей СССР – и списывался с проживающими в месте командировки писателями, договаривался о встрече. Складывал в портфель их книги – на подпись. А если ехал в Москву, то обычно книг не брал – знал, что обязательно попадет в Центральный дом литераторов, где кто-нибудь будет выступать и книги будут. Как-то в 1975 году он приехал в Москву и попал в ЦДЛ, где выступала Ахмадуллина. Книжки Ахмадуллиной не оказалось. Но была книжка Евтушенко со стихотворением «Вальс на палубе», которое ей посвящено. И вот на этой странице она и написала: «Виктору Сербскому с любовью к поэту Евгению Евтушенко».
Когда спустя много лет, в 1994 году, Евтушенко приехал в библиотеку, Виктор Соломонович подсунул ему эту книжку, и тот написал: «Глубочайше тронут тем, что рукой Беллы, ее драгоценными пальчиками, подтверждается то, что хотя бы когда-то она меня любила».
Триста погонных метров поэзии
Иркутский поэт, автор книг о декабристах Марк Сергеев бывал у Сербского неоднократно. На одной из его книжек оставлен загадочный автограф: «Дорогому Виктору Сербскому для пополнения очередного погонного метра вашей уникальной библиотеки. Стоять на полке вместе со всеми – великая честь».
– Что это такое, спрашиваете? Папа не знал, сколько у него книг. Его спрашивали, а он не знал. Однажды взял рулетку и померил длину всех полок. Оказалось – 300 погонных метров. С тех пор он говорил: у меня триста погонных метров поэзии, – смеется Екатерина.
В этих трехстах погонных метрах каких только редкостей не отыщешь. Например, на одной из книг Булата Окуджавы автографом – его стихотворение, которое на тот момент еще нигде не публиковалось. Автограф в библиотеке Сербского, можно сказать, его первая публикация. Сегодня стихотворение известно как «Песенка о дураках».
Кстати, все книги Окуджавы в библиотеке Сербского с автографами. С Окуджавой Сербского связывали особые отношения, околосемейные.
– Виктору Соломоновичу очень сильно повезло, потому что его нашли через живых людей родственники по линии матери. Это была семья армян, врачей, которые жили в Москве. И когда он с ними в 1957 году приехал знакомиться, его повели еще с кем-то знакомиться. И первая, с кем они его знакомили, была мать Булата Шалвовича, Ашхен Степановна Налбандян. Почему? Да потому что она была лучшей подругой мамы Виктора Соломоновича. Она-то и познакомила его с сыном. Они общались, переписывались. Папина первая книга «Зачет», первая миниатюра в стране, изданная на средства автора, – с окуджавским предисловием.
Удивительно ли, что в 2013 году библиотека Сербского была внесена в Федеральный свод книжных памятников-коллекций? Совсем нет. Коллекцию Сербского необычайно высоко ценят и знатоки-библиофилы, и сами поэты.
Когда Евтушенко впервые приехал в библиотеку, он уже сразу был готов воздвигнуть Сербскому памятник.
– Папа всю ночь перед его приездом готовился, доставал книги. Весь стол ими завалил. Евтушенко такого количества своих книг в одном месте никогда не видел. И сказал папе: «Вам надо памятник поставить». Папа ответил: «Это можете сделать только вы». И поэт тут же оставил автограф:
«За сопротивление тупому и серому
И за спасение музы от сглаза,
Надо поставить Виктору Сербскому
Памятник в Братске из диабаза».
…В библиотеке почти 70 книг с автографами Евтушенко. И еще столько же – без автографов.
Библиотека как вместилище памяти
Что еще следует знать об этой уникальной библиотеке? В библиотеке есть, помимо всего прочего, прижизненные издания, старинные издания. Есть, например, книга басен из сказок Хемницера, 1838 года издания, которая попадается в частных коллекциях, но ни в одном книгохранилище страны ее нет. Есть малоформатное золотообрезное издание басен Крылова 1835 года – книга, изданная при жизни не только Крылова, но и Пушкина.
Есть большое собрание книг, посвященных Братску, братским авторам. Это важная часть, к ней относятся бережно. Здесь есть что показать.
– Эти миниатюрные издания «Братск – Пушкину» остались от замечательного братского Пушкинского общества, которым руководил известный сибирский пушкинист братчанин Семен Саунин, – показывает Екатерина выставку.
Например, именно провинциал Саунин в незавершенной акварельной работе «Портрет неизвестной дамы в тюрбане», написанной Карлом Брюлловым в 1829-1830 годах, установил личность Елизаветы Воронцовой, в которую Пушкин был влюблен и которой посвящал стихи. Работа Саунина названа открытием и включена в академический сборник пушкиноведения. Его исследования вызывали интерес в научной среде.
После его смерти, говорит Екатерина, Пушкинское общество в Братске практически перестало существовать. Но есть библиотека, которая бережно сохранит для потомков и все имена, и все деяния – от Александра Пушкина до Виктора Сербского и Семена Саунина.
