В этом уверен Евгений Маслобоев, известный российско-британский композитор, музыкант, мультиинструменталист, разработавший уникальное направление этноджаза и выпустивший уже шесть студийных альбомов на звукозаписывающем лейбле в Лондоне. Его необычная музыка не имеет аналогов и представляет соединение народного искусства, джаза, импровизации и электроники.
Против агрессивного шума
Евгений окончил Иркутское училище искусств, работает в Иркутске. Он, экспериментатор, способен создавать музыку даже с помощью бытовых приборов или растений.
-- Как вы стали использовать для создания музыки подручные средства?
-- Музыкальными экспериментами я занимаюсь уже очень давно. Пройдя академическую школу и получив классическое джазовое образование, я так и не почувствовал, что это моя музыка. Более того, то, что все привыкли называть музыкой, я воспринимаю как вредный, агрессивный шум.
Академическое чувство гармонии в музыкальном смысле, подразумевающее созвучие каких-то звуков одновременно или последовательно, называют приятно звучащим, но мне это не близко. Из истории знаю двух людей, которые тоже воспринимали общепринятую музыку как вредный шум. Это были Екатерина II и известный американский композитор Джон Кейдж. Он и стал неким ориентиром для меня. О том, что композитор считал музыкой все звуки вокруг, говорит его пьеса «4′33″», на протяжении которой, по задумке автора, участники оркестра не производят никаких действий со своими инструментами, а содержанием и музыкой являются звуки окружающей среды.
Но в далёком 90-м году я ещё не был знаком с наработками Джона Кейджа и других подобных композиторов. Поэтому искал свое звучание эмпирическим способом. Некоторое время я работал охранником грузов и в дороге через стекло автомобиля слушал шум мотора. И он был больше, чем просто звук. Это была музыка, к которой я давно мечтал прийти. Хор отроков в пещи огненной… Сплошные Страсти по Иоанну, то есть по Ивану русскому, безымянному, по размытой национальной душе…
Взаимодействие человека с неодушевлённым, с вещью для меня всегда было интересно. Согласитесь, это дело вкуса, на чём играть -- на гитаре, на чайнике или водопроводной трубе. Я убедился, что любой инструмент, произведенный хоть для музыки, хоть для бытовых целей, может использоваться для создания эстетического художественного образа.
Но у нас все слишком завязано на психологии. Меня в своё время называли «человеком с умывальником», потому что я с помощью обыкновенных рукомойников, к которым меня подтолкнул музыкант Марк Пекарский, создавал имитацию китайских водяных колоколов, имеющих очень красивое и таинственное звучание. При этом я, джазовый барабанщик, владею игрой на фортепиано, академической гитаре и других музыкальных инструментах. Но считаю, что расширенный инструментарий или нестандартное взаимодействие человека и какого-то предмета – уже целая история. Музыка для меня является инструментом создания новой ступеньки эволюции.
Поэтому я играю на предметах, которые изначально не предназначены для создания музыки, и создаю звуковые образы практически в любых условиях, вопреки распространённому мнению, что музыку можно слушать только в концертных залах. Каждый из нас - носитель индивидуальный музыки. Весь мир полон музыкальных концепций, многие из которых вне границ физического слуха человека. Ещё композитор Шёнберг говорил, повторяя слова Ницше: человек слушает не ушами, а всем телом. В гениальной книге Дэвида Тупа «Искусство звука, или навязчивая погода» описан обычай, когда в японские сады, где растут лотосы, приезжали люди со всего мира во время раскрытия бутонов цветов -- послушать это явление. Слушали с закрытыми глазами.
Музыкальная ДНК
-- С вашим необычным подходом, можете ли вы сказать, что привнесли что-то новое в музыкальную культуру?
-- Например, создал музыкальную форму, прототипом которой послужила модель человеческой ДНК -- две спирали, направленные друг к другу. Таким образом, две звуковые волны, запускаемые спиралевидно, пронизывают друг друга, переливаясь. Многие музыканты, в том числе Владимир Тарасов, джазовый музыкант и композитор, начавший играть фри-джаз (то есть, свободный джаз) ещё в Советском Союзе, заинтересовались ею.
Еще убрал прерогативу человеческого голоса из восприятия музыкального материала. Поясню, что это такое. Однажды я сидел на концерте инструментального квартета рядом с человеком, который начал откровенно скучать. В антракте я решил поинтересоваться, чем же ему не понравилось выступление. Оказалось, что он воспринимает музыку хорошо только тогда, когда присутствует человеческий голос. Действительно, когда появляется человеческий голос, все инструментальные звучания уходят на второй план, исполняя роль фона и аккомпанемента. Поэтому я решил предложить другую концепцию музыкальной иерархии, согласно которой человеческий голос абсолютно равен музыкальным инструментам, а порой и ниже их по значению. Эту концепцию мне удалось воплотить в совместном проекте с дочерью Анастасией. Я вёл главную партию, играя на оркестровой тарелке, а она создавала партию второго голоса и пыталась поймать обертональные переливы. С помощью такой подачи музыкального образа мне удалось добиться того, что голос перестал восприниматься в качестве главного компонента.
Слушание земляники
-- С чем связаны ваши последние проекты?
-- Мне очень интересен экологический джаз. Например, выступление оперной певицы и поющей собаки. Правда, этому проекту не было суждено реализоваться из-за нехватки технического и материального обеспечения. Кстати, в рамках этого направления экспериментировал с волчицей в своей прекрасной пьесе «Волчьи глаза» американский джазовый музыкант и композитор Пол Уинтер.
-- Недавно в Иркутске вы предлагали публике послушать землянику…
-- Сейчас я работаю с флорой и развиваю идеи в сфере биоакустики и метод создания звукового художественного образа путём генерации случайных событий.
Когда-то гениальный японский ботаник с помощью специальных аппаратов заставил «говорить» растения и доказал: если к растению прикоснуться или подышать на него, на листьях меняется разность электрических потенциалов. А я как музыкант попробовал взаимодействовать с ними. Кстати, с растениями нужно говорить не на человеческом языке, который они не понимают, а на языке, свойственном и людям, и растениям - языке электричества, так как электрические и магнитные поля существуют везде. Мне уже удалось доказать, что на громкую и интенсивную звуковую волну растение начинает отвечать более активно.
-- Какова технология общения с растениями?
-- К растению цепляется электрод, который подсоединён к модульному синтезатору, не звучащему без подачи на него сигнала. Обычно сигнал подается с помощью клавиш, но в данной ситуации «играет» растение, издавая звуки с помощью синтезатора. Первое растение, которое мне довелось услышать, был мой комнатный алоэ, звучавший размеренно, задумчиво, без суеты. Говорливая лесная земляника в парке, нежная фиалка в селе Большое Голоустное на Байкале звучали уже совсем по-другому.
-- У вас есть большой проект, в котором полноправными участниками являются предметы и растения.
-- Да, в планах проект «Simple Objects» (англ. - простые предметы). Проект основан на взаимодействии человека и предметной среды в контексте эстетического опыта и представляет собой сочетание перформанса со звуковыми инсталляциями, где полноправными участниками являются неодушевлённые предметы, представители флоры и musicum hominem -- человек музыкальный -- как особый подвид homo sapiens.
Тупик и новая русская школа
-- Как вы оцениваете культурное пространство города Иркутска и региона в целом?
-- Здесь очень перспективное место: священный Байкал, аномальные, неизведанные, дикие места. В Сибири всегда было много свободы, беспредела -- и их необходимо направить в нужное русло.
Для меня очень важно пространство вокруг, где все люди относятся друг к другу бережнее и любопытнее. Я провожу фестивали на свои деньги, поскольку стараюсь показать, что жить можно по-другому, хотеть чего-то необычного и в каждом человеке видеть красоту. Нужно понимать, что новая исполнительская культура должна базироваться на мировой и отечественной культуре, а без знаний это невозможно. Я являюсь представителем и основателем новой русской школы исполнительского инструментального искусства и могу сказать, что мы стоим лишь в начале пути создания подобных институтов. Возможно, поэтому мы не умеем до конца воплотить свои идеи, бездумно выбрасывая их на ветер.
Много трагического и непоправимого можно разглядеть в исторических событиях, где православная церковь выступила в роли цензора социального устройства общественных отношений. Инструментальная музыка была объявлена «бесовскими наигрышами», и все музыкальные инструменты были запрещены, кроме человеческого голоса и церковного колокола. Уничтожались струнные, духовые и ударные инструменты. Царь Алексей Михайлович по прозвищу «Тишайший», отец Петра I, калёным железом репрессий выжигал школу будущих профессиональных исполнителей, изгоняя, избивая и казня русский вариант менестрелей и труверов – скоморохов и офеней.
-- Что вы можете сказать о современной музыке?
-- Человек ограничен, и меня это ставит в тупик. Мы не стараемся преодолеть свою немощь и думаем только о том, как бы комфортнее устроиться. Как думаете, много было людей на перформансе, созданном нами в Доме-музее Виталия Рогаля? Если бы окружающие нас люди понимали авангардное искусство, атональную музыку, умели бы наслаждаться всем этим богатством и видели в ней интеллектуальную или эстетическую линию, развитие музыки сдвинулось бы с мёртвой точки.
Я считаю, что культурный отдых - это нонсенс. Когда человек соприкасается с художественными образами, он должен работать душой¸ умом и даже телом. Зона комфорта и зона творчества - абсолютно разные вещи. Человек, которому комфортно, не начнёт заниматься творчеством, он даже не будет потреблять продукты, появившиеся как результат творческих усилий…
Однако сейчас музыкальное искусство, как и многие другие виды искусства, находится в огромном тупике. Мы тиражируем одну и ту же красоту по кругу, ротируем те же самые вещи, что и много веков назад. Симфоническая музыка стала по сути музеем, а то и вовсе кладбищем звуков, а музыканты -- музейными работниками, воспроизводящими чужие идеи. Не появляется ничего нового, не происходит никакого развития. Да, есть компиляции, которые подаются как нечто новое. Примерами может послужить совместное творчество симфонического оркестра с попсовыми звёздами, джазовыми коллективами и рок-группами. Очень к месту вспоминается анекдот про то, как оживили Моцарта. Великий композитор попадает в Вену спустя столетия после своей смерти, видит свои портреты, слышит хвалебные комментарии в свой адрес -- и удивляется, почему за столько лет не появилось ничего хорошего.
