Райцентр особого режима живет в ожидании суда

Воды нет, зато цирк приезжает регулярно

Райцентр Чуна, поселок городского типа, и все его население в полном составе при численности в 14 тысяч человек пребывают в ожидании суда. От решения этого суда зависит судьба поселка, а точнее, то, будет ли у него шанс на достойное будущее или же он тихо сойдет на нет, потеряв то немногое, что удалось сохранить в лихие девяностые. Чунари доказали, что выжить без хорошей воды они могут. Придется ли им доказывать, что они смогут выжить без работы?

Воды нет, зато цирк приезжает регулярно
Скульптура рабочего сохранилась еще со времен ЛЗК. Ее покрасили и установили поближе к комбинату – получился вроде как символ прекрасного будущего. Фото автора

Сплошной лесоповал

Для того чтобы понять, что такое Чуна, следует для начала посетить самую старую школу поселка, школу № 90. Она состоит из двух неравнозначных половин: старой, запущенной в 1951 году трудами пленных японцев, и новой, появившейся благодаря советской армии, а точнее, военным строителям – некоторое время в Чуне базировался военный лесопромышленный комбинат. Японцам учителя и ученики говорят спасибо, наших же военных поминают с неласковой усмешкой. Старое здание крепкое настолько, что при починке инженерных коммуникаций пришлось использовать специальный бур, проламывать фундамент. В старом здании тепло и в пятьдесят градусов ниже нуля – такие температуры здесь бывают. В новом же пристрое, сварганенном солдатами кое-как, холодно.

– Потому что японцы ничего не украли, а наши военные порастащили. Не солдаты, конечно, – начальники. Некоторые из них уже сидят, – объясняет учитель математики Ольга Павловна Рукосуева.

Школа начинала строиться, когда поселка еще не существовало. «Озерлаг» базировался в Тайшете, «Ангарлаг» в поселке Заярск. Зэки составляли основное население и рабочую силу в здешних местах. Было много политических. Лагерники в кратчайшие сроки собирали дорогу Тайшет–Лена, начинали БАМ. Зэки валили и сплавляли лес – вокруг был сплошной лесоповал. В 1947 году по распоряжению Министерства внутренних дел открыли деревообрабатывающий комбинат – ДОК в просторечии. Обитатели лагерей, прикомандированные к ДОКу, непосильными своими трудами готовили базу для строителей коммунизма, которые приедут сюда, на расчищенное и подготовленное место, работать по ленинским заветам и растить детей.

Одним из тех, кто работал на ДОКе, был, к примеру, советский поэт, лауреат Пушкинской премии Анатолий Жигулин. «За станцией виднелся окруженный многими огневыми зонами огромный лагерь. Визжала пилами самых разных видов, грохотала молотами, выла дизелями и гудками паровозов огромная рабочая зона, ДОК — деревообделочный комбинат. Высились деревянные громады цехов самых разных очертаний, дымилась электростанция, сновали туда и сюда поезда с платформами, и конца-краю этой огромной зоны не было видно…» – так описывал Жигулин свое прибытие на Чунский ДОК в автобиографической книге «Черные камни».

Из московских путан не вышло живичниц

И строители коммунизма прибыли.

– Когда я приехала в поселок после института, в 1983 году, здесь улицы еще по старой памяти и привычке называли по номерам жилых зон – «02», «04», «09», – рассказывает Ольга Павловна. – Как будто бы тяжелые воспоминания не отпускали здешних жителей, заставших времена ГУЛАГа. Главная же улица, на которой рядком выстроились местные администрации, магазины, соцкультбыт комбината и сам комбинат, называлась «Доковский маршрут № 1» – по ней когда-то водили зэков на работу. Территория комбината была некогда окружена вышками – вышки, таким образом, находились на территории поселка. И если какая-нибудь мамаша выпускала из виду своих ребятишек, часовой на вышке мог ей помочь, кричал: вон твои дети!

Со смертью Сталина история невольничьего труда в СССР вообще и в Чуне в частности, не окончилась. И после оттепели , в семидесятых, сюда отправляли по государственной воле неугодных.

Учитель Ольга Рукосуева спускается с нами в подвальный этаж. В семидесятых здесь, в кочегарке, работал писатель, публицист, диссидент, «профессиональный политзаключенный» Анатолий Марченко. Марченко проживал с супругой Ларисой Богораз на ул. Горького, 17. Историю своего дела и условия сибирской ссылки и этапа Марченко описал в книге «От Тарусы до Чуны», которая была издана в Нью-Йорке в 1976 году.

Поселок постепенно наполнялся, ехали по распределению студенты, вольные рабочие, комсомол. Но тянулась за этим местом тяжелая память лагерных выселок.

– Все считали, что это бандитский поселок – в том смысле, что здесь было свободное поселение для контингента. Политических обходили стороной. Я когда приехала, поначалу не могла понять, что за люди ходят, никто к ним не подойдет – а лица благородные, интеллигентные. Бывшие полицаи, которых тоже сюда ссылали, сами всех обходили стороной, держались особняком, боялись, что убьют, наверное, – таков собирательный портрет Чуны в воспоминаниях работниц Чунской районной библиотеки. Они со смехом вспоминают еще вот что: на время Олимпиады сюда свезли проституток из Москвы: собирать живицу. Живичное производство в какое-то время развернулось здесь широко, и оно повлияло на качество деревянного домостроительства: когда начали брать живицу, то деревья стали подсоченными, без смолы, что повлияло на качество древесины в худшую сторону. Из проституток работницы, правда, вышли совсем плохие.

– Они сразу «устроились» – мужчины за них работали. Такой вот 101-й километр в Сибири власти устроили, – смеются библиотекари.

Советское прошлое в японских рисунках

Сегодня о лагерном прошлом напоминает колючая проволока в лесу, вышки, кое-где сохранившиеся, да японцы, которые ежегодно приезжают в поселок поминать своих погибших. Военнопленных японцев в августе 1945-го отправили сюда огромной партией в 40 тысяч, они гибли от непривычного климата и пищи, но больше – от непосильного труда. В 1949 году японцев репатриировали – за исключением тех, кто остался лежать в неприютной чунской земле. Родственники оставшихся по мере возможности «репатриируют» их кости, правда последняя массовая эксгумация проводилась в 2002 году. Но потомки ежегодно приезжают в августе, чтобы помолиться за них. С приезжими японцами (а также с бывшими репрессированными, которые приезжают в эти края освежить память) общается краевед Сергей Плющенков. Он хранитель здешнего музея. От лагерных времен в музее экспонатов немного – кусок колючей проволоки, найденный в лесу, лучковая пила – главный инструмент лесоповала и книги. Одна из них – альбом, который вряд ли можно назвать художественным, хотя он состоит из рисунков и комментариев к ним. Это документалистика: бывший японский военнопленный Ямасито Сидзуо, вернувшись на родину, так остро переживал свое чунское прошлое, что в электричке, едучи на работу, стал шариковой ручкой делать о нем зарисовки и пояснительные записки к ним.

Но в первую очередь о прошлом напоминает сам комбинат, который ДОКом никто больше не называет – называют ЛЗК, по советской привычке. Он расположен рядом с бывшим «ДОКовским маршрутом № 1» – ныне ул. Фрунзе. На бывший «ДОКовский маршрут» выходят окна гостиницы «Байкал», построенной при ЛЗК. Зрелище это довольно странное – широченный, вечно пустой проспект, как будто до сих пор поджидающий колонну, тяжело бредущую под конвоем на производство. Однако же история остается историей, ее не переделаешь. Жизнь повернулась так, что сегодня комбинат единственное предприятие, за счет которого держится поселок. Бюрократически выражаясь, он – градообразующее предприятие, единственная возможность существовать для его шести сотен работников, а так же их семей. В этом году комбинату исполнилось шестьдесят лет : юбилей страшной памяти и одновременно – надежды на будущее. Такова российская действительность.

Суд идет

– Большая часть налогов, поступающих в районный и поселковый бюджеты – от комбината. Если он закроется, это будет шок. Около двух тысяч человек в этом случае покинет поселок и район. Создастся так называемый мультипликативный эффект: вслед за отъездом большого числа жителей станут не нужны и закроются детсады, опустеют школы, малые предприятия, предоставляющие услуги, станут не нужны – ну и так далее, – перечисляет «эффект» заместитель мэра района Алексей Емелин. В районе сегодня ситуация с миграцией такова: прибыло в поселок 1097 человек, убыло – 1378. Причем прибывшие в подавляющем большинстве – таджики, киргизы, узбеки.

– Чистый отток – 281 человек. И так немало для нас… – вздыхает Емелин.

Вздохи эти относятся к одному удручающему факту, который может повлечь массовый отток населения: ОАО «Чунский лесопромышленный комбинат», бывший советский ЛЗК, бывший лагерный ДОК, который сегодня изготавливает доску на импорт, может лишиться ресурсной базы и в этом случае встанет. А с ним и весь поселок.

История проблемы имеет недавние корни. В незапамятном 1973 году комбинат получил в пользование – как лесосырьевую базу – участок размером более 113 тысяч гектаров, на лесе с этого участка с тех пор и работает. А в 2014 году объявилась некая красноярская фирма ООО «РегионЛесТрейд», которая потребовала признать недействительным договор между комбинатом и Агентством лесного хозяйства. Причем сама фирма права на этот участок не предъявляет, лишь требует признать ничтожность сделки. В случае признания договора недействительным  участок будет выставлен на торги.

– Мы живем в ожидании решения суда. Если у нас заберут базу, комбинат закроется, – однозначно говорит Александр Самигулин, председатель Совета директоров. Он не рассматривает возможность участия в торгах, потому что уверен в подоплеке. – Сначала мы не называли эту акцию против нашего предприятия рейдерским захватом, но теперь только так и называем.

Ведь возможным такое обращение в суд сделал договор «с ошибкой», намеренной или случайной. В поселке считают, что все это было подготовленной, запланированной акцией – кто-то знал об этой «ошибке». О комбинатовской проблеме горюют и в библиотеке, и в школе – плохо придется всем.

– Мы работаем с областными властями. Они поддерживают нас в суде, – с надеждой говорит Алексей Емелин. Следующее судебное заседание состоится 9 октября, его ждут, можно сказать, с замиранием сердца.

В ожидании воды

А вообще рядовые жители Чуны привыкли существовать скромно, почти на грани выживания, почти отдельно от цивилизации и большой культуры. В центральной поселковой библиотеке давно нет подписки на газеты и журналы. В райцентр приезжают не театры, а цирк – но зато очень часто. В Чуне асфальтированы, по существу, одна-две улицы – в том числе тот самый «Доковский маршрут № 1».Остальное пространство покрыто ямами, которые во время дождей наполняются водой.

О небольших запросах чунарей свидетельствует простой, но яркий факт: в райцентре из крана течет техническая вода. Даже не техническая – «ничем не обработанная», как объяснили в районной администрации. Водозабор на речке устроен чрезвычайно просто: натянута сетка-рабица и насыпана песчано-гравийная смесь. Водой с такого допотопного водозабора моются, но ее не пьют. За питьевой отправляются на родники, например, в соседний поселок Лесогорск, что в 9 км от Чуны. Это хлопотно, но иначе воду придется покупать.

В этом году, в июне, по инициативе местных властей специалисты искали и нашли подземный источник. Заммэра Алексей Емелин рассказывает о планах:

– Отправили мы воду на анализы. Если показатели окажутся хорошие, то поучаствуем в российском проекте «Чистая вода» – на обустройство водоподачи нужно 380 миллионов, неподъемная для нас сумма. Если дадут денег, то работы будет не менее чем на три года…

То есть если вода и будет, то не раньше чем через три года. Но это второй важный пункт ожидания: если будет работа и будет вода, то совсем хорошо, жить можно…

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №34 от 27 сентября 2017

Заголовок в газете: Райцентр особого режима

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру