— Александр Борисович, чему научила нас нынешняя, в прямом смысле горячая весна? Какие выводы из случившегося были сделаны?
— Несмотря на то, что этой весной по пожарам в лесах мы имели ситуацию идеального шторма, которая характеризуется тем, что все неблагоприятные объективные факторы совпали, все-таки главной причиной случившегося является человек. Да, по статистике этот год пришелся на пик пожароопасной ситуации, которая случается один раз в пять и десять лет. У нас была подобная сложная ситуация в 2003 году и близкая к ней в 2011 году. Однако этой весной пожароопасный сезон наступил стремительно, из-за высоких температур снег в лесу сошел рано, и это стало причиной того, что сельхозпалы, или так называемые палы сухой травы, которые бесконтрольно ведут сельхозпроизводители, в большинстве своем стали причиной пожаров. Дело в том, что сухую траву местные жители жгут каждый год, и как правило, бесконтрольно. И вот она горит, но когда доходит до леса, то потухает, потому что в лесу весной, как правило, лежит снег. В этом году его там не было, поэтому огонь с поля заходил огромным фронтом в лес, и лес загорался. Кроме того, в апреле были сильные шквальные ветра, зачастую до 20 метров в секунду, которые эти пожары раздували в считанные минуты.
Какими бы тяжелыми ни были погодные условия, для любого пожара нужно сначала бросить спичку. Это ведь не инопланетяне приезжают в Зиминский и Заларинский районы, чтобы там траву палить и заниматься незаконными рубками. Это все дело рук местного населения, поэтому в 90 процентах случаев это вина человека. В основном имеют место немотивированные поджоги, без злого умысла, ну нравится человеку, как огонь горит. Однако 20 процентов, по нашему мнению, составляют умышленные поджоги. И это очень высокий процент.
— Кто эти люди и почему они это делают?
— Существует мнение, что поджоги в лесу делают так называемые воровайки, которые поджигают лес, чтобы скрыть следы преступления. То есть сначала они лес срубили, а потом подожгли остатки, чтобы следы замести. Это неправильное мнение. От вороваек в лесу тоже, конечно, вред, потому что они оставляют много брошенной нетоварной древесины, хлыстов, которые создают для пожара благоприятные условия. Но поджигают не для того, чтобы замести следы, а, как правило, для того, чтобы вывести впоследствии поврежденные деревья под санитарные рубки. Вторая причина для поджога — это отвлечение сил лесничества от надзора. Они подожгли — мы тушим, а они через 500 метров рубят. А этой весной, по нашим оперативным данным, имела место и месть сотрудникам лесной охраны. Мы это доказать не можем, но основания так считать у нас есть. Если резюмировать, то картина выходит следующая: в 90 процентах случаев причиной пожаров было местное население, 20 процентов из них — палы сухой травы, 20 процентов — злой умысел, 50 процентов — неосторожное обращение с огнем. И все это усугубилось неблагоприятными погодными условиями. Да, мы имели идеальный шторм, но это ничего не оправдывает. Главная причина произошедшего — в головах людей. Пока мы не поймем, что все эти титанические усилия, которые были затрачены на борьбу со стихией, оплачивал каждый из нас, ведь все это было за счет средств областного бюджета, наших с вами денег. То есть сначала сами жжем, потом сами и тушим. А ведь эти деньги могли быть потрачены куда более эффективно, на развитие региона, а так мы их сожгли, спасая леса и людей.
— Известно, что сам процесс борьбы с пожарами проистекал крайне тяжело. Глава региона Сергей Ерощенко даже потребовал наказать чиновников, виновных в сложившейся сложной пожароопасной обстановке, и принять кадровые решения. А начальник Сибирского регионального центра МЧС Владимир Светельский подверг критике муниципальные власти за халатность и бездействие. Почему так произошло?
— С самого начала возникло некое непонимание всех участников процесса, наверное, в первую очередь потому, что масштабы бедствия и его возможные катастрофические последствия не были адекватно оценены, в первую очередь районными властями. Они почему-то думали, что тушить пожары должны мы своими силами, средствами, так как это наша обязанность. Разумеется, это так, но только в том случае, если ситуация штатная, площади и количество возникших пожаров укладываются в нормы. Иными словами, существуют параметры, при которых лесхоз может справиться, например, с двумя пожарами на определенной территории. Для этого у него есть силы, средства, но если возник третий пожар и четвертый, то одному лесхозу справиться с этим не под силу. В таких случаях предусмотрен режим чрезвычайной ситуации, когда на борьбу со стихией должны быть задействованы все имеющиеся на территории силы и средства, в соответствии со сводным планом пожаротушения. В этой ситуации ответственность от органов лесной охраны уже переходит к местным органам власти. В этом случае вступает в силу постановление Правительства РФ №376, которое регламентирует этот процесс. Согласно этому постановлению районные власти обязаны, подчеркиваю, обязаны вводить режим чрезвычайной ситуации. Однако они этого делать не хотели и всячески пытались уклониться от этого процесса и избежать ответственности. Сотрудникам управления лесного хозяйства и мне лично пришлось потратить много сил и времени, для того чтобы убедить их сделать это. Я лично потратил много сил на то, чтобы убедить одного из мэров района ввести режим ЧС, после того как 17 апреля сделал облет территории на самолете. То, что мы увидели с воздуха, дало основания нам оценить ситуацию как критическую, но в ответ мы слышали какие-то невразумительные аргументы про то, что если они заберут трактор у сельхозпроизводителя, то он на них обидится, потому что идет посевная. Иными словами, они мыслили узко, в рамках своих в большей части личных интересов, то есть руководствовались собственной комфортностью, а не государственными интересами. Кроме того, они боялись брать на себя ответственность, пугались самого понятия «ЧС». Они не готовы были к жестким мерам, потому что, когда ситуация чрезвычайная, переговоров с владельцем трактора не ведут. Просто требуют, чтобы этот трактор был направлен отсюда — туда, и неповиновение не обсуждается. Мы с этим столкнулись и в Нижне-Илимском районе, где, как вы помните, события развивались крайне серьезно.
— Почему мэры считали возможным так себя вести, это что, безответственность, трусость, малодушие, которые для представителя власти как минимум являются проявлением непрофессионализма?
— Я бы не хотел давать такие оценки, но точно могу сказать, что мэры, во-первых, не знали закон, потому что введение режима ЧС было их обязанностью, а не добровольным волеизъявлением. Во-вторых, нам, особенно поначалу, фактически пришлось выполнять их работу, потому что они пытались устраниться. Наша обязанность оценить ситуацию, информировать о масштабах бедствия и грамотно организовать процесс тушения. Лесничий не должен с лопатой бегать, у него совершенно иные задачи, а члены нашего оперативного штаба не должны были заниматься разъяснительно-просветительской работой среди мэров на предмет их юридической грамотности. Мэры не понимали последствий происходящего и не пытались оценить обстановку масштабно. Они нам говорили, что вот вы лесная охрана, вы и тушите, и нам приходилось объяснять, что ситуация критическая, что она вышла из-под нашего контроля и что наши возможности исчерпаны. В-третьих, они боялись самого понятия «ЧС», не понимая, что это всего лишь управленческий инструмент, способ решения проблем в критической ситуации. Справедливости ради стоит сказать, что при полной растерянности районных властей поселковые власти на местах отбивались от огня решительно, именно это спасло поселок Дальний от гибели. Но в конечном счете режим ЧС пришлось вводить на уровне области, хотя это выглядело не логично — вводить чрезвычайный режим на территории всей области, когда горят четыре района. Но губернатор взял ответственность на себя, и это спасло ситуацию. Всем стало понятно, что дело серьезное.
А ведь у нас и своих проблем было в избытке. Мне пришлось по ходу дела снять четырех руководителей и искать им срочную замену. Люди, даже опытные, не выдерживали напряжения, ломались в стрессовой ситуации, ведь приходилось не спать сутками и принимать решения быстро и четко, зачастую не имея на руках всей информации о происходящем.
— Да вот, по поводу искажения информации. Почему Иркутская область предоставляла в Федеральную диспетчерскую службу заниженные данные о площадях, пройденных огнем? Как так вышло?
— Искажение информации о пожарах имеет древнюю предысторию. У пожара есть две стадии, первая — локализация, вторая — ликвидация. Так вот, людей наказывали, и они научились скрывать, зачастую выдавали локализацию за ликвидацию, чтобы избежать наказания. Так в стране и повелось. При небольших пожарах эта привычка не имеет драматических последствий, а вот в критических ситуациях она становится крайне опасна, потому что искажение информации не позволяет принимать адекватных решений. Я с этим начал бороться с первого пожарного совещания, сообщив, что буду строго за это наказывать. Искажение информации — это тоже проблема ответственности персонала. В Нижне-Илимском лесничестве нам пришлось снять руководителя по фактам искажения сведений. Наказывали, проводили расследования, объясняли. Мы же не могли всех уволить, с кем бы тогда остались. Они врали сами себе, врали нам. Ситуацию спасло только то, что мы пользовались данными спутникового мониторинга и сведениями, полученными в результате авиапатрулирования. Это были точные данные, и на основании их мы принимали решения.
— Весенняя патовая ситуация помимо кадровой проблемы наверняка выявила и слабую материальную оснащенность службы лесной охраны?
— Да, несмотря на то, что за последние несколько лет были инвестированы средства в пожарно-технические станции, мы поняли, что нам необходимо срочно обновить средства связи. Это очень важно, поэтому уже закуплено оборудование на 10 млн руб. Кроме того, нам необходимы средства для маневрирования тяжелой техникой, то есть тралы для перевозки тяжелой техники. Нужны нам и малые гусеничные вездеходы для прохождения по болотам на юго-западе области. В этот раз нам пришлось перебрасывать эту технику из района в район. Мы составили смету, в общей сложности нам необходимо закупить оборудования на 250 млн руб. Для этого мы готовим изменения госпрограммы. Кроме того, нам необходимы дополнительные средства на авиапатрулирование, найм судов на переброску десантников, мы запросили эти средства из резервного фонда Рослесхоза. Разумеется, в этом году мы не получим новую технику для пожаротушения, и этот пожароопасный сезон нам надо пройти достойно, используя существующие силы и средства. А он еще не закончен, впереди осень, и расслабляться не стоит.
